Глава II. Человек с бумагой.

Ora che il babbo era morto, Domenico non andava più a fare le fascine con Francesco. Se ne stava sempre solo e non parlava. Si calcava con rabbia il braccino mutilato nella tasca della giacca, e non gli importava più che lo canzonassero.

– Chi mi comprerà la mano nuova adesso? – pensava. – Doveva almeno comprerarmi la mano, prima... prima di morire.

Теперь, когда отец умер, Доменико не ходил больше собирать хворост с Франческо. Всё время оставался один и не разговаривал. Он со злостью прижимал свою изуродованную руку в кармане куртки и уже не обращал внимание на то, что его дразнят.

– Кто мне теперь купит новую руку? – думал он. – По крайней мере он должен был купить мне руку, прежде... прежде чем умрёт.

Dava un'occhiata alla coperta grigia del babbo e scappava di casa. Si aggirava da solo tra le rocce e gli sterpi, a tirar sassate agli alberi.

Un giorno, tornando a casa, vide fermi sulla soglia due uomini, anzi, un uomo ed un giovanotto, che parlavano con la mamma. L'uomo era piccolo e piuttosto grasso, aveva una catena d'argento da una tasca all'altra del panciotto. Quel altro era un giovinastro lungo e secco, con i capelli quasi bianchi e gli occhi quasi rossi, come quelli dei conigli, perché era un albino.

Он бросал взгляд на серое одеяло и сбегал из дома. Бродил в одиночестве среди скал и кустарника, швыряя камни в деревья.

Однажды, вернувшись домой, он увидел двух мужчин, стоявших на пороге, а лучше сказать, мужчину и парня, разговаривавших с матерью. Мужчина был маленького роста и довольно толстый - из одного кармана его жилета в другой была продета серебряная цепочка. Парень был высоким и худощавым - его волосы были почти белыми, а глаза - почти красными, как у кролика, потому что он был альбиносом.

L'uomo con la catena d'argento teneva in mano una carta e la mostrava a Benedetta, che ascoltava i suoi discorsi con le mani sul grembo. Francesco, in piedi nel vano della porta, era pallido e spaventato.

– Voi siete povera, Benedetta - diceva l'uomo con la carta, – quattro figli come li mantenete? Io vi voglio aiutare, ecco. Siamo tutti cristiane, si o no? E poi, io e il vostro povero marito eravamo così – e sfregò l'indice della mano destra contro quello della sinistra per fa vedere ch'erano stati amici

Мужчина с серебряной цепочкой держал в руках бумагу и показывал её Бенедетте, которая слушала его речи, положив руки на живот. Франческо, стоял в дверном проёме и был бледен и напуган.

– Вы бедная, Бенедетта, – увещевал мужчина с бумагой, – четверо детей - как вы их содержите? Я хочу помочь вам, вот. Мы ведь христиане, верно? И потом, я и ваш бедный супруг были как – и мужчина потёр указательный палец правой руки об указательный палец – левой, дабы показать какими они были друзьями.

Abbiamo fatto la guerra insieme – continuò – non questa, quell'altra. Quando ho saputo della disgrazia volevo venire al funerale. È vero, Pio?

L'Albino accennò di sì, sogghignando.

– Purtroppo voi sapete come sono gli affari, Benedetta. Bisogna sempre stare in giro, come una trottola, giù da un treno, presto su un altro. La vita è dura forse non lo so? Per questo mi sono detto: Vincenzo, per la memoria del tuo amico Giovanni, non vuoi aiutare quella povera famiglia? Perché non dai lavoro a qualcuno di quei ragazzi? Un lavoro facile, leggero, adatto per bambini. Del resto, vi ho già detto di che si tratta. E questa è la licenza, perché è un lavoro permesso dalla giustizia.

Мы вместе воевали – продолжал он - не на этой войне, – другой. Когда я узнал о несчастье, хотел прийти на похороны. Да, Пио?

Альбинос ухмыльнувшись кивнул.

– Но вы и сами знаете как обстоят дела, Бенедетта. Приходится всё время вертеться как волчок, прыгать с одного поезда сразу на другой. Жизнь сурова, разве я не знаю? Поэтому я сказал себе: Винченцо, в память о твоём друге Джованни не желаешь помочь этой бедной семье? Почему бы тебе не дать работу кому-нибудь из этих детей? Работу простую, лёгкую, подходящую для детей. Впрочем, я вам уже говорил о чём идёт речь.А это лицензия, а, значит, это работа разрешённая законом.

– Io no so leggere – mormorò Benedetta, con la voce che le tremava.

– Eh, cosa importa? – rise l'uomo che si chiamava Vincenzo. – Ci sono gli avvocati che sanno leggere. Dunque, pensateci, e se siete d'accordo, è per dopodomani mattina, all'incrocio con la provinciale.

Soltanto allora l'uomo si accorse di Domenico. Gli diede un'occhiata e il ragazzo balzò indietro come se l'avesse scottato.

– Я не умею читать – пробормотала Бенедетта дрожащим голосом.

– Эка важность! – засмеялся мужчина, называвший себя Винченцо. – Есть много адвокатов, которые умеют читать. Подумайте об этом и если надумаете, то послезавтра утром встретимся на перекрёстке.

Только теперь мужчина заметил Доменико. Он посмотрел на него и мальчик выскочил наружу словно ошпаренный.

– Ecco – disse Vincenzo – che altro mestiere potrebbe fare quel poveretto? – L'uomo e il giovanotto se ne andarono e la mamma rientrò in casa, piangendo silenziosamente.

– Che cosa volevano? – chiese Domenico a Francesco, sedendosi accanto a lui sul gradino della porta.–

Ci volevano portar via – disse Francesco. Parlavano a bisbigli, guardando la mamma che si era seduta presso il tavolo e si teneva la testa fra le mani, mentre Peppe e Rinunccia le tiravano la gonna.

– Вот – сказал Винченцо – на что ещё способен этот бедолага? – Мужчина и парень ушли, а мать вернулась в дом тихо плача.

– Чего они хотели? – спросил Доменико у Франческо, садясь с ним рядом на порог.

– Увести нас хотели. Они говорили шёпотом, посматривая на маму, которая сидела за столом, охватив голову руками пока Пеппе и Ринунча тянули её за юбку.

– Vogliono me e te – proseguì Francesco – e daranno dei soldi alla mamma. Ci porteranno in giro a lavorare con un carozzone.

– Come gli zingari?

– Un po' così. Ma non per sempre, solo per sei mesi.

– Ma che lavoro dovremo fare?– Dobbiamo vendere dei foglietti con i numeri del loto.

Dobbiamo chiedere l'elemosina e il padrone manderà diecimila lire alla mamma per Peppe e Rinunccia.

– Хотят меня и тебя – продолжал Франческо – а маме дадут денег. Нас будут возить на заработки в фургоне.

– Как цыгане?

– Вроде того. Но не навсегда, только на три месяца.

– А какую работу мы должны будем делать? – Мы должны будем продавать карточки с номерами лото.

Должны будем простить милостыню и хозяин пошлёт маме десять тысяч лир для Пеппе и Ринунчи.

– Io non ci andrò – disse Domenico, torvo.

– La mamma non ha ancora detto che dobbiamo andare.

– Io non ci andrò. Scapperò di casa.

Benedetta, che si sentiva il cuore in pezzi, dovette rassegnarsi a cedere i due ragazzi. Non poteva lasciar morire di fame i suoi quattro figli: anche ad ammazzarsi di fatica guadagnava così poco, e lavoro non ce n'era.

– Я не поеду – сказал Доменико мрачно.

– Мама ещё не сказала, что мы должны поехать.

– Я не поеду. Сбегу из дома.

Бенедетта, у которой сердце разрывалось на части, должна была примириться с тем, что отдаст двух детей. Она не могла позволить умереть с голода четверым своим детям: надрываясь от тяжёлого труда она всё равно зарабатывала совсем мало и другой работы не было.

Quella sera stessa, quando i più piccoli si erano già addormentati, stretti sotto la coperta come uccellini, Benedetta svegliò Francesco e gli disse:

– Figlio mio, ti devo parlare.

– Lo so, mamma. Per me va bene, io ci vado volentieri per aiutarvi.

– Vedi che cosa ci accade: vi debbo affidare ad un padrone e no so se sarà buono o cattivo.

– Non piangette, mamma, non è colpa vostra. Ma Domenico è piccolo, e per lui ho paura.

Этим же вечером, когда самые маленькие уже спали, прижавшись друг другу под одеялом словно птички, Бенедетта разбудила Франческо и сказала ему:

– Сын мой, я должна с тобой поговорить.

– Я знаю, мама, всё хорошо, я с удовольствием поеду туда, чтобы помочь вам.

– Видишь что получается: я должна вверить вас господину и не знаю хорошо это обернётся или плохо.

– Не плачьте, мама, это не ваша вина. Но Доменико маленький и я за него боюсь.

Don Vincenzo lo vuole perché è mutilato e toccherà il cuore alla gente. Che cosa devo fare, Francesco? Dimmelo tu, perché la mia povera testa se ne va.

Francesco fissò la mamma, che pareva diventata in un giorno più vecchia di dieci anni. Era stanca e debole. Toccava a lui essere forte.

– A Domenico ci peserò io, mamma. Li terrò sempre con me e lo proteggerò. Voi non ci pensate. Io sono grande e non ho paura.

Дон Винченцо его хочет, потому что он – калека и будет вызывать жалось у людей. Как я должна поступить, Франческо? Скажи мне ты, моя бедная голова идёт кругом.

Франческо внимательно посмотрел на мать, которая казалось в один день постарела не десять лет. Она была уставшей и ослабшей. Пришёл его черёд быть сильным.

– О Доменико я позабочусь, мама. Я буду всегда рядом и защищу его. Не беспокойтесь об этом. Я уже большой и ничего не боюсь.

La mattina del giorno fissato, Benedetta accompagnò i due ragazzi all'incrocio con la provinciale, portando il fagottello dei loro panni. Presso la strada, seduta su un paracarro, c'era una bambina di forse dieci anni, con un fagotto sulle ginocchia. Li salutò senza sorridere scuotendosi le trecce spettinate.

– Voi venite con Don Vincenzo, è vero? Guardate: sta arrivando.

В утро условленного дня Бенедетта провожала двух мальчиков к перекрёстку, прихватив узелок с их пожитками. Рядом с дорогой на дорожном столбике сидела девочка лет десяти с узелком на коленях. Она не улыбаясь поприветствовала прибывших, тряхнув своими растрепавшимися косами.

– Вы с Дон Винченцо? Смотрите, уже едет.